Человек без парашюта

Кирилл Комаров о Юрии Наумове

С Наумовым я познакомился, когда он только приехал в Питер, причем довольно быстро, потому что чуть ли ни через неделю после его приезда с ним познакомился такой Сережа Мазур по прозвищу Джек; а потом он как-то пришел обалдевший к нам на репетицию и сказал: «Я вчера познакомился с композитором!» Я говорю: «Прекрасно, а мы тут кто?» А он говорит: «Это композитор! Он играет на акустической гитаре…» Пошли мы к этому композитору, который, как выяснилось, жил на набережной какой-то речки – то ли Обводного канала, то ли Пряжки… в общем, в каком-то таком месте нецентральном. Долго шли пешком – я, Максим Кузнецов, гитарист наш, и Джек. Пришли – там он со своей барышней; как-то мы так поговорили, потом выяснилось, что он будет нам играть. Помнится, у него не было стульев, мы сели на пол, у меня к концу второго часа все жутко затекло, и я начал ненавидеть этого парня. Он предлагал свои вирши… из которых мне понравилась первая песня, «Рожден Чтоб Играть», от всего остального я был в ужасе. Там был даже «Поролоновый Город», но он так достал меня всем остальным, что я был просто в ужасе…

А у него, как выяснилось, были задние планы… Нам-то было просто интересно – «композитор»! Надо же, никогда композитора не видели! А передо мной сидит такой хайрастый парень, смотрит на нас выжидательно очень, сверкает глазками и поет – про миллионный город что-то такое… Т. е. на «Рожден Чтоб Играть» я приторчал, а дальше было совсем… смурно. Смурно и просто плохо, по-моему. И тогда я ему сказал, что плохо, и сейчас считаю, что плохо. А у него были планы такие: ему был нужен аккомпанирующий состав, группу собирался делать, – а мы как бы из группы, вроде играющей хард-рок. И смысл такой, чтобы мы аккомпанировали ему. Это было еще до нашего вступления в рок-клуб, весной мы уже играли на фестивале, а за месяц до этого взяли вокалиста, Семенова. На тот же момент у нас вокалиста не было, пел Максим, а вокалиста мы искали-искали и не могли найти. Я тогда у Наумова еще спрашивал, знает ли он такоговокалиста – Семенова, мы его собираемся брать. И он сказал, что да, он с ним даже встречался, Ковердейл, мол, такой. Мы вышли, и я говорю Максиму: «Мака, видно, что парень под себя гребет, причем с такими амбициями сумасшедшими!» Не помню, высказывал ли Юра тогда свои идеи, но жутко он мне тогда не понравился. Помню, мы просто свалили оттуда, и все.

Потом Юра пришел к нам на репетицию зачем-то… понял, что тут свои дела, своя группа… А! Смешно было. Я ему говорю: «Как ты представляешь свои вещи в электричестве, что тут, собственно, за такая нудянка-мудянка?» Он: «Ну, это что-то вроде LED ZEPPELIN 1975-го года…» А группа наша, напоминаю, называлась ПРИСУТСТВИЕ, т. е. PRESENCE. А о музыкальных пристрастиях мы с ним вообще не говорили. А тут LED ZEPPELIN, «Physical Graffiti », мама миа! То есть, на мой взгляд, в его вещах ничего и близко не было.

Дальше был перерыв в отношениях. Мы время от времени встречались у Сережи, раз в месяц… Я понял, что ему от ПРИСУТСТВИЯ уже больше ничего не надо, не собирается он разрушать группу, которую я тщательно оберегал. И песни его… я к ним уже хорошо относился. Он их играл по одной, и мне хватало.

А потом я его познакомил с какими-то людьми в рок-клубе, тогдашними заправилами, которые сейчас усиленно пишут мемуары. И эти люди устроили прослушивание, называлось «защитное» – бред какой-то, но в те времена было так, – и в рок-клуб его приняли, и на фестиваль вписали. Это то, о чем Рекшан написал в «Кайфе»: «Кудрявый талант… Пришел и покорил…» И он действительно покорил, это была просто фантастика! Я такого до тех пор не слышал. Тогда он впервые спел такие вещи как, скажем, «Печальные Сказки», «Жизнь, Как Единственный День», «Возвращение Блудного Сына»… Да и программа была составлена… Мне тяжело вспоминать себя тогдашнего, но тогда это была просто феерия.

Ну, и затусовались: он ко мне приходит, играет свои песни, я ему, скажем, читаю свои сказки или стихи. Потом я ему говорю: «Юра, а я песенку написал». «О, – говорит, – давай… Только вот здесь надо бы вот это…» Ну, я тут говорю: «Хорошо», а там говорю: «Здесь уже так не надо». Вот так и общались. Я тогда в коммуналке жил на Сенной. Звонили туда иногда люди, в коммунальную квартиру, в час ночи, и просили передать Юре Наумову – независимо от того, кто подходил к телефону, – что билеты где- нибудь в городе Крыжополе уже все проданы, афиши напечатаны и концерты будут через два дня. А как мне найти Юру за эти два дня, когда неизвестно, где он тусуется? Но каким-то образом находился он…

Была у Юры такая еще идея: когда он понял, что я немного волоку играть на гитаре, он предложил мне стать у него бас-гитаристом. Когда я отказался по причине профнепригодности, он предложил мне стать его менеджером. От этого я тоже отказался – по причине отсутствия интереса. И, потом, свои уже тараканы были. Что ж мне на дядю-то работать, даже если это Юра Наумов?

А сейчас я скажу, что я для него сделал хорошего, если это можно назвать хорошим, а потом – что он для меня. Он для меня сделал много. А я Юру познакомил с Олегом Дегтяревым, который привел такого барабанщика Борю Шавейникова, который сейчас играет в группе АУКЦЫОН, а раньше играл в РОК-ШТАТЕ. Еще там был человек Михайлов Вова, клавишник – очень херовый клавишник, на мой вкус тогдашний. Совершенно отмороженный человек, но с клавишами «Roland D-20», по-моему, – в то время совершенно фантастическая машина. «Корга М-1» еще не было. Ну и, короче говоря, они репетировали, выступили на фестивале…

Вот и все. Больше ничего я для него хорошего не сделал. А он, – он таскал мои стихи в разные бомонды московские, по разным людям... То есть промоушн не состоялся, но Юра честно совершенно это делал. Юра в этом плане очень обязательный человек, что редко бывает, – чтоб человек сам предложил и сам сделал. Потом был момент, который меня очень тронул тогда: я к нему пришел, иу меня было безденежье суровое… Я знаю, что он об этом знал, но я об этом не говорил ему ничего. И вот мы разговариваем, мы его альбом слушаем, причем я этот альбом ругаю, а потом мы прощаемся, и он: «Погоди», – говорит. Выходит, – а это был то ли 1987-й, то ли 88-й год, когда нормальная зарплата была 100 рублей, – выходит Юра и дает мне 300 рублей. И говорит: «Это вот… у тебя денег нет, возьми». То есть не в долг, а просто «возьми». А у меня был и есть такой принцип – денег в долг не брать. Ну, я не взял этих денег, но Юра очень настаивал и просто сказал: «Знаешь, когда у меня не было денег, мне очень хотелось, чтоб кто-то пришел и сказал: «Вот, на тебе, парень». И все. Просто вот у тебя нет, а у меня есть, так вот – на». Это классно. Причем он явно не знал, что я откажусь, мне действительно пришлось отбрыкиваться от этих бабок…

Потом он знакомил меня с большим количеством народу, в Москве обо мне какие-то хорошие слова говорил…

Рассказываю историю про вас, журналистов, которую мне Олег Дегтярев рассказывал. Ездили они в город Челябинск, дали там, судя по отзывам, фантастический концерт, говорят, что это был фурор… И какая-то журналистка подвалила к Юре после концерта и стала его о чем-то спрашивать. А у Юры, видимо, было такое настроение пиздливое, и он что - то начал ее лечить про Бога, про принцип творчества, про карму, про какие-то очень глубинные вещи. Причем всерьез, абсолютно всерьез, все очень проникновенно… И после в газете из этого всего осталось: «Я спросила ребят: «Волновались ли вы перед концертом?» «Нет», – ответили ребята». И все!

Дело в том, что Юра по жизни – не самый легкий человек. Но его нужно таким принимать. Он, в общем, эгоцентрик такой, но это очень правильно. Это человек, который безгранично верит в свою звезду. Не знаю, как сейчас, там его жизнь могла доконать, но вряд ли – ничего такого не было в последнее время в письмах…

То есть если рассказывать телеграфным стилем, то вот так: мальчик из профессорской семьи поступает в медицинский институт, все у него хорошо, работой будет обеспечен… Начинает заниматься каким-то дурацким рок-н-роллом. В Сибири. Блюз играть в Сибири – нормально звучит? Наплевать, что в Америке это звучит, как реклама! Для того чтобы оценить человека, нужно перестать его любить! И вот представь себе: человек, который бросает все, едет в Питер, и для чего? Он мне говорил. Питер – порт, приезжают разные финские траулеры-баржи; и вот, он прыгнет на эту баржу и попросит на ней политического убежища, – что-то вроде этого. То есть человек приехал в состоянии, близком к умопомешательству. Ну, этот город, естественно, добавил. Но не сломал, может быть, собрал даже. Продолжает тут играть – человек без опоры, у него нет мамы рядом, под боком, нет папы, нет квартиры, нет жены… Человек отвечает только за себя, и все это ради того, чтоб отвечать за свое искусство. Притом – я и сейчас в этом убежден – сначала особенно отвечать-то было не за что. Были зачатки оригинальной манеры игры на гитаре и какие-то мало-мальские находки в текстах. Я говорю, когда я в первый раз его увидел-услышал, то увидел обалденную амбицию парня. А когда я услышал его у Рекшана, то понял, что чувак свои амбиции даже уже и перерос. Он-то себя уже ощущал тогда, в начале, крутым, а показать еще не мог. А потом это все осуществилось, реализовал себя парень, – или начал реализовывать, если по-серьезному, – и вот глыба, действительно, матерый человечище!

После чего, добившись с тем, что он делает, в общем, максимальной известности (как он говорил: «Вот в рок-клубе и вообще всюду отдают мне должное. Но везде я чувствую, что чужой я здесь, чужой!» Такой вот одинокий волчонок), – так вот, что потом? Парень едет в Америку, причем с чем парень едет в Америку? Грубо говоря, едет учить американцев играть блюз. Все равно, что я тебе скажу: «Тут из Турции приехал человек, виртуоз балалайки, русские народные песни поет лучше всех!» Ну, идиотизм! И при этом, несмотря ни на что, парень, насколько я понимаю, живет на свою музыку, и это нормально. При этом все люди, которые бывали на Западе, с которыми я его знакомил – музыканты – говорили, что это дохлый номер. Даже если ты очень крутой, то это дохлый номер – жить там на это. Но живет же парень. Играет концерты, пишет песни. Это здорово. Человек, который вопреки всему… Когда он первый раз сообщил, что собирается уехать, и я его отговаривал, а он начал объяснять мне, почему он туда едет – и вот он что-то втирал мне, втирал, я уже не помню совершенно, что именно, но когда он закончил, я сказал: «Правильно, Юра! Конечно, нужно ехать!» А когда он ушел, я подумал: «Блин, чем же он меня убедил?» Энергия ушла, магия ушла вместе с человеком, и с рациональной точки зрения это бред. Но вот его вера… это здорово! В себя и в свое предназначение. Такое желание осуществиться – это круто. Это достойно уважения, это очень редко бывает, я не встречал таких людей – которые, имея так мало шансов, так бы верили. Ну, к примеру, известно, что если прыгать из самолета без парашюта, то из миллиона выживает один. И вот, человек прыгает без парашюта, свято веря, что этот один – он и есть. Это – Юра. Вот так.

Санкт-Петербург, сентябрь 1993

Идея и наводящие вопросы – Екатерина Борисова

От редактора: посетите официальную страницу Юрия Наумова и более насыщенную информацией страницу, поддерживаемую Марком Игнатовским.

Поддержка: shemyak@mail.ru